ВЕСЬ мир, затаив дыхание, следил за тем, как проходят дни. Потом часы. Потом минуты.
Мир наблюдал, как осужденный Мухаммад Абу-Али из Калькилии ждал своей казни.
Абу-Али был осужденным террористом. Он купил нож и убил четырех членов семьи в соседнем еврейском поселении. Он действовал в одиночку в порыве гнева после того, как его любимый двоюродный брат Ахмед был застрелен израильской пограничной полицией во время демонстрации.
Это воображаемый случай. Но это очень похоже на то, что произошло бы, если бы реальное дело, которое сейчас рассматривается, приняло бы такой оборот.
В Израиле НЕТ смертной казни. Оно было отменено в первые годы существования государства, когда казни еврейских подпольщиков (которых британцы называли «террористами») были еще свежи в памяти.
Это было торжественное и праздничное событие. После голосования в незапланированном всплеске эмоций весь Кнессет поднялся и на минуту стоял по стойке смирно. В Кнессете запрещены такие проявления эмоций, как аплодисменты.
В тот день я гордился своим государством, государством, за которое я пролил свою кровь.
ДО ЭТОГО дня в Израиле были казнены два человека.
Первый был застрелен в первые дни существования государства. Инженера-еврея обвинили в передаче информации британцам, которые передали ее арабам. Трое офицеров составили военный суд и приговорили его к смертной казни. Позже выяснилось, что мужчина невиновен.
Второй смертный приговор был вынесен Адольфу Эйхману, австрийскому нацисту, который в 1944 году руководил депортацией венгерских евреев в лагеря смерти. Он занимал не очень высокое положение в нацистской иерархии, всего лишь подполковник («оберштурмбаннфюрер») СС. Но он был единственным нацистским офицером, с которым еврейские лидеры вступали в прямой контакт. В их представлении он был монстром.
Когда его похитили в Аргентине и привезли в Иерусалим, он выглядел как обычный банковский служащий, не очень впечатляющий и не очень умный. Когда его приговорили к смертной казни, я написал статью, задаваясь вопросом, поддерживаю ли я его казнь. Я сказал: «Я не смею сказать «да» и не смею сказать «нет». Его повесили.
ЛИЧНОЕ признание: я не могу убить таракана. Я не могу убить муху. Это не сознательное отвращение. Это почти физическое.
Так было не всегда. Когда мне только исполнилось 15, я присоединился к «террористической» организации «Иргун» («Национальная военная организация»), которая в то время убивала множество людей, в том числе женщин и детей, на арабских рынках в отместку за убийство евреев в арабское восстание.
Я был слишком молод, чтобы участвовать в самих акциях, но мы с товарищами распространяли листовки, гордо провозглашающие эти акции. Так что я, конечно, был соучастником, пока не покинул организацию, потому что начал не одобрять «терроризм».
Но настоящая перемена в моем характере произошла после того, как я был ранен на войне 1948 года. Несколько дней и ночей я лежал на больничной койке, не в силах ни есть, ни пить, ни спать, просто думая. Результатом стала моя неспособность лишить жизни любое живое существо, включая людей.
Поэтому, естественно, я являюсь смертельным врагом смертной казни. Я всем сердцем приветствовал его отмену Кнессетом (до того, как я стал членом этого не очень августейшего органа).
Но несколько дней назад кто-то вспомнил, что смертная казнь на самом деле не отменена. Малопонятный параграф военного кодекса остался в силе. Теперь есть протест против его применения.
Поводом является убийство трех членов еврейской семьи в поселении. Нападавший-араб был ранен, но не убит на месте, как это обычно бывает.
Вся правая клика, которая управляет Израилем, теперь разразилась хором требований смертной казни. К хору присоединился Биньямин Нетаньяху, как и большинство членов его кабинета.
Позицию Нетаньяху легко понять. У него нет принципов. Он идет с большей частью своей базы. В настоящее время он глубоко вовлечен в крупное коррупционное дело, связанное с приобретением подводных лодок немецкой постройки. Его политическая судьба висит на волоске. Нет времени на моральные придирки.
Если на данный момент отбросить в сторону мои личные психические отклонения в отношении смертной казни, то оценка проблемы на рациональной основе показывает, что это огромная ошибка.
Казнь человека, которого собственный народ считает патриотом, вызывает глубокий гнев и глубокое желание мести. На место каждого убитого человека приходит дюжина других, занимающих его место.
Я говорю исходя из опыта. Как уже упоминалось, я вступил в «Иргун», когда мне едва исполнилось 15. За несколько недель до этого британцы повесили молодого еврея Шломо Бен-Йосефа, который стрелял в арабский автобус, полный женщин и детей, никого не задев. Он был первым евреем в Палестине, казненным.
Позже, после того как я уже отрекся от «терроризма», я все еще чувствовал эмоциональную вовлеченность, когда британцы вешали еще одного еврейского «террориста». (Я горжусь тем, что придумал единственное научно обоснованное определение «терроризма»: «Борец за свободу на моей стороне, террорист — на другой стороне».)
ЕЩЕ ОДИН АРГУМЕНТ против смертной казни — это тот, который я описал в начале этой статьи: присущий этой казни драматический эффект.
С момента вынесения смертного приговора в дело вмешивается весь мир, не говоря уже о всей стране. От Тимбукту до Токио, от Парижа до Претории волнуются миллионы людей, которых не интересует израильско-палестинский конфликт. Судьба осужденного начинает доминировать в их жизни.
Посольства Израиля будут завалены сообщениями от хороших людей. Правозащитные организации повсюду будут участвовать. Уличные демонстрации пройдут во многих городах и будут расти с каждой неделей.
Израильская оккупация палестинского народа, которая до тех пор была второстепенной новостью в газетах и теленовостях, будет в центре внимания. Редакторы пришлют специальных корреспондентов, эксперты будут взвешивать ситуацию. У некоторых глав государств возникнет искушение обратиться к президенту Израиля и просить о помиловании.
По мере приближения даты казни давление будет расти. В колледжах и церквях призывы к бойкоту Израиля станут громкими. Израильские дипломаты отправят срочные сигналы тревоги в министерство иностранных дел в Иерусалиме. Посольства усилит меры по борьбе с терроризмом.
Правительство Израиля проведет срочные экстренные заседания. Некоторые министры посоветуют смягчить приговор. Другие будут утверждать, что это продемонстрирует слабость и поощрит террор. Нетаньяху, как обычно, не сможет принять решение.
Я ЗНАЮ, что такая аргументация может привести к неправильному выводу: убивать нападавших арабов на месте.
Действительно, это уже вторая дискуссия, разрывающая Израиль на части: дело Элора Азарии, солдата и полевого медика, который выстрелил с близкого расстояния в раненого арабского нападавшего, лежащего на земле и истекающего кровью. Военный суд приговорил Азарию к полутора годам тюремного заключения, приговор был подтвержден в апелляционном порядке. Многие люди хотят, чтобы его освободили. Другие, в том числе снова Нетаньяху, хотят смягчить его приговор.
Азария и вся его семья прекрасно проводят время, находясь в центре внимания всей страны. Они считают, что он поступил правильно, согласно неписаному изречению, согласно которому ни одному арабскому «террористу» нельзя позволить остаться в живых.
Собственно, об этом много лет назад открыто заявил тогдашний премьер-министр Ицхак Шамир (который сам, будучи лидером подполья Лехи, был одним из самых успешных «террористов» 20-го века). Для этого ему не нужно было быть очень умным.
С какой бы стороны на это ни посмотреть, смертный приговор — варварская и глупая мера. Его отменили все цивилизованные страны, кроме некоторых штатов США (которые вряд ли можно назвать цивилизованными).
Всякий раз, когда я думаю об этой теме, мне на ум приходят бессмертные строки Оскара Уайльда из его «Баллады о Редингской тюрьме». Наблюдая за своим сокамерником, осужденным убийцей, ожидающим казни, Уайльд писал:
Я никогда не видел человека, который смотрел бы так задумчиво на маленькую голубую палатку, которую заключенные называют небом...
ZNetwork финансируется исключительно за счет щедрости своих читателей.
СДЕЛАТЬ ПОДНОШЕНИЕ